Философия брака Жорж Санд в осмыслении Ап. Григорьева-прозаика[1]

Середина Анна Олеговна

Аспирантка Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, научный сотрудник отдела русской литературы конца XIX – начала XX века Института мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук, Москва, Россия

В 1840-е годы в России началось позитивное переосмысление философских представлений Жорж Санд о женщине, любви и браке. Как пишет известная исследовательница «жоржсандизма» О.Б. Кафанова [Кафанова 1998], идейное новаторство французской писательницы состояло в том, что основой брака она считала не обязательства, закрепленные Церковью, а любовь. Рассматривая женщину как создание Божье, равное мужчине, Жорж Санд отстаивала необходимость реализации в браке как духовных, так и телесных потребностей. Она также признавала иррациональность чувства, которое может меняться на протяжении жизни, а значит, брак может быть расторгнут, когда исчезает его основание – любовь.

Философские идеи Жорж Санд были горячо восприняты Аполлоном Григорьевым, дебютировавшим в 1840-е годы одновременно в поэзии, художественной прозе, литературной и театральной критике, переводческой деятельности, драматургии. Как пишет О.Б. Кафанова, «в своих оценках творческого развития Жорж Санд Григорьев <...> продемонстрировал последовательность, цельность и стройность концепции» [Кафанова 2003: 15].

Об увлеченности творчеством французской писательницы говорит хотя бы то, что при публикации своих первых стихотворений в «Москвитянине» в 1843 году, а также беллетризованных театральных рецензий в 1845-1846 годах Ап. Григорьев использовал в качестве псевдонима фамилию Трисмегистов. Она отсылала к Гермесу Трисмегисту как мифическому создателю герметизма, фигуре, важной для масонов, и к одной из ипостатей князя Альберта, героя Ж. Санд. Альберт прибегал к имени Трисмегист, исполняя тайные поручения общества Невидимых, в описании которого в романе «Графиня Рудольштадт» угадываются черты, присущие масонским ложам. В 1840-е годы Ап. Григорьеву было интересно масонство, что нашло отражение в повестях «Один из многих» и «Другой из многих» в фигурах масонов, повлиявших на воспитание «демонических» героев.

Влиянию Жорж Санд на творчество Ап. Григорьева посвящено крайне мало работ. В статье О.Б. Кафановой «О „жоржсандизме” Аполлона Григорьева» [Кафанова 2003] внимание уделяется осмыслению Григорьевым творчества Ж. Санд в критических работах «москвитянинского» периода 1850-х годов. В статье И. Шевцовой «Герой Жорж Санд в формировании религиозного умонастроения А. А. Григорьева» [Шевцова 2016] анализируются лишь два стихотворения 1845 года «Когда в душе твоей, сомнением больной...» и «Два сонета», а также текст либретто к опере «Дети степей» 1857 года. Между тем, влияние Ж. Санд на художественную прозу Ап. Григорьева осталось без специального внимания, в то время как представления о нравственности, женщине и любви, которыми Григорьев наделяет своих героев, сформировались под явным влиянием философских идей Жорж Санд.

Отношение героев к романам Жорж Санд служит одним из средств для их типизации. Так, в повести «Другой из многих» прагматик Орнаментов, живущий вовсе не идеалами, а финансовым благополучием, называет «Лукрецию Флориани» «новым нелепым романом Занда» [Проза 1982: 63]. Этот герой противопоставляется «наивному» мечтателю Чабрину, который, руководствуясь жоржсандовскими представлениями о необходимости интеллектуального и духовного равенства в любви, решает «способствовать развитию» своей возлюбленной Сони, «поднять ее до себя», просвещая «ее Зандом» [Проза 1982: 55]. Об этом мы узнаем из насмешливого письма Василия Имеретинова, приятеля Чабрина и его успешного соперника, которому удастся завоевать взаимность Сони. Сам же Чабрин поражается тому, «с какою жадностью бросилась она на романы Занд» [Проза 1982: 73]. Его удивляет, что Соня, прочитав «Леона Леони» не только оправдывает его, «но говорит даже, что только такого человека можно любить всеми силами души» [Проза 1982: 73]. Между тем, здесь скрывается намек на дальнейшее развитие ситуации. Соня предпочтет «наивного» Чабрина «демоническому» Имеретинову, предающегося, как и Леони, страстям и пытавшегося приобщить к ним Чабрина.

Повествователи в прозе Ап. Григорьева, как и сам автор, в своих взглядах на брак и отношения придерживаются новой морали Жорж Санд. В связи с тем, что идеи Ж. Санд считались в обществе «безнравственными», слово «нравственность» наделяется у Григорьева негативными коннотациями, так как обозначает общепринятые представления о жизни и порядочности, не приемлемые для Григорьева и его героев-жоржсандистов. «У Н. И. был нынче какой-то господин, которого физиономия мне очень не нравится; он – что-то вроде откупщика и пахнет откупами и нравственностью» [Григорьев 1980: 92], – совсем не лестно характеризует герой «Листков из рукописи скитающегося софиста» гостя, занимающегося сбором налогов.

Таким образом, философские идеи Жорж Санд оказали влияние не только на творчество Ап. Григорьева как критика или поэта, но и на поэтику его художественной прозы, что обнаруживается в психологических портретах героинь и героев.

Литература

Григорьев А. Воспоминания / Подготовил Б.Ф. Егоров. Отв. ред. С.А. Рейсер. М., 1980.

Кафанова О. Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (Мифы и реальность). 1830-1860 гг. Томск, 1998.

Кафанова О. Б. О «жоржсандизме» Аполлона Григорьева // Вестник ТГПУ. 2003. Вып. 1 (33). с. 15–21.

Проза русских поэтов XIX века / Сост., подготовка текста и примеч. А.Л. Осповата. М., 1982.

Шевцова И. Герой Жорж Санд в формировании религиозного умонастроения А. А. Григорьева. // Летняя школа по русской литературе. 2016. Т. 12. № 2. С. 163–168.